Марсель Дюшан украл свой "Фонтан"? Это концептуально!

Только что вышедшая в свет новая книга американской писательницы Сири Хустведт вновь поднимает вопрос о подлинном авторе одного из самых знаменитых и революционных произведений авангардного искусства XX века - "Фонтане" Марселя Дюшана.

В апреле 1917 года перебравшийся в Нью-Йорк двумя годами ранее французский художник Марсель Дюшан представил для первой выставки вновь образованного Общества независимых художников в качестве экспоната обычный писсуар. Немногочисленные признаки, позволявшие этому заурядному предмету сантехники претендовать на статус произведения искусства, сводились к тому, что он был снабжен названием "Фонтан", загадочной подписью "R.Mutt" и непривычной ориентацией - он, если можно так сказать о писсуаре, был поставлен с ног на голову.

Хотя Дюшан внес необходимую для экспонирования своего опуса плату, Общество независимых художников выставить "Фонтан" все же не решилось. Тем не менее, знаменитый фотограф, галерист и меценат Альфред Стиглиц опубликовал сделанную им фотографию "Фонтана", и, несмотря на то что оригинал был утерян, писсуар Дюшана вошел в историю.

Он не только стал первым образцом нового жанра изобразительного искусства - редимейд. Вместе с "Черным квадратом" Малевича и "немой музыкой" "4:33" Джона Кейджа "Фонтан" ввел в оборот совершенно новое понимание отношений между искусством, его предметом и художником. "Искусство, - как бы заявлял своей работой Дюшан, - это то, что художник называет искусством".

Он положил начало целому художественному направлению - концептуализму и потому признан предтечей и классикой многих, если не всех революционных авангардных течений ХХ века. В 2004 году 500 самых известных британских арт-профессионалов признали "Фонтан" самым влиятельным произведением искусства ХХ века.

Дюшан прожил долгую жизнь, умер в возрасте 81 года уже в другую историческую эпоху - в 1968 году. На его счету десятки важнейших картин, скульптур и инсталляций. Однако больше всего он знаменит, пожалуй, именно "Фонтаном".

В 1950 году для выставки в Нью-Йорке Дюшан авторизовал первую репродукцию "Фонтана". В 1953-м и 1963-м - еще две. В 1964-м авторизованных репродукций стало уже восемь. Они хранятся в крупнейших и самых авторитетных музеях мира - Центре Помпиду в Париже, галерее Тейт Модерн в Лондоне, Музее современного искусства в Сан-Франциско и других.

Сомнения

Еще в 2002 году канадская писательница Ирен Гаммел опубликовала книгу "Баронесса Эльза" - биографию Эльзы фон Фрейтаг-Лорингофен, эксцентричной немецкой баронессы, художницы, поэтессы, модели, которая в годы самого расцвета дадаизма (1913-1923) жила в Нью-Йорке, была в центре тамошней богемной жизни и была дружна с Джеймсом Джойсом, Эзрой Паундом и Т.С. Элиотом, пользовалась покровительством известной меценатки Пегги Гуггенхайм и, главное, тесно общалась с Дюшаном и была его моделью.

Гаммел убеждена, что именно Фрейтаг-Лорингофен была подлинным "автором" "Фонтана".

В своей книге она приводит датированное 1917 годом письмо Дюшана своей сестре Сюзанн: "Одна моя знакомая, взявшая себе мужской псевдоним Ричард Матт, прислала фарфоровый унитаз в качестве скульптуры".

Фраза позволяет двусмысленное толкование - то ли знакомая отправила унитаз Дюшану, то ли прямо на выставку, где его для экспонирования отвергли.

Письмо это попало в поле зрения исследователей только в 1982 году, сам Дюшан никогда о нем не говорил, и авторство свое под сомнение никогда не ставил.

Впоследствии он утверждал, что приобрел писсуар у компании JL Mott Ironworks и просто переделал имя Mott в Mutt. Гаммель, однако, пишет, что такой формы унитазов JL Mott Ironworks не производила, и утверждение Дюшана истине не может соответствовать.

На этом список аргументов, отстаивающих баронессу Эльзу как настоящего автора "Фонтана", не исчерпывается. В адрес "Общества независимых художников" "Фонтан" прибыл из Филадельфии, где в то время жила Фрейтаг-Лорингхофен. Баронесса обожала собак и во время визитов в Нью-Йорк демонстративно прогуливала своих дворняжек (дворняга по-английски - mutt - то самое имя, которым подписан "Фонтан") по улицам нью-йоркского Гринвич-виллидж. Она была большой поклонницей туалетного юмора: Дюшана насмешливо называла DuShit ("shit" по-английски - "дерьмо"), а поэта Уильяма Карлоса Уильямса - WC (ватерклозет, т.е. туалет).

Имя R Mutt - анаграмма немецкого слова mutter (мать). Мать Эльзы умерла от рака матки, а сходство перевернутого унитаза с формой матки давно обращало на себя внимание. Ну и, наконец, утверждает Гаммель, почерк, которым на поверхности писсуара оставлена подпись "R.Mutt" совпадает с почерком Эльзы фон Фрейтаг-Лорингофен, известным нам по сохранившимся автографам ее стихотворений.

Алфред Стиглиц в письме художнице Джорджии О'Кифф, написанном спустя две недели после выставки, повторяет то же, о чем писал сестре Дюшан - "Фонтан" придумала женщина. И, наконец, Гийом Аполлинер в своей статье по поводу "Фонтана", написанной полтора года спустя после экспозиции, категорически отвергал авторство Дюшана.

Как бы ни походили были все эти аргументы на очередную конспирологическую теорию, у нее нашлось немало вполне авторитетных приверженцев. В 2015 году британский историк искусства и исследователь Глин Томпсон и бывший директор Музея Глазго Джулиан Сполдинг провели в Эдинбурге выставку A Lady's Not a Gent's, название которой - игра слов, которую можно перевести примерно как "Даме не место в мужском туалете".

Томпсон - дюшановед, хотя сам себя называет еретиком в традиционном дюшановедении. Он вслед за Ирен Гаммель убежден, что миф об авторстве Дюшана - плод усилий Андре Бретона, который в 1935 году начал активную систематическую работу по популяризации Дюшана как крестного отца дадаизма. "Фонтан" с его вызывающе дадаистским эстетически-философским посылом был краеугольным камнем бретоновской концепции.

Томпсон собрал и выставил множество документов, относящихся к этой запутанной истории и подтверждающих его и Ирен Гаммель версию об Эльзе фон Фрейтаг-Лорингофен как авторе "Фонтана".

Время, когда "Фонтан" впервые появился и был задокументирован, было временем во всех смыслах этого слова революционным, дадаистским, футуристическим, отрицавшим многие устои традиционного искусства, в том числе и такие, как "устаревший" институт авторства.

Радикальное переосмысление самой природы искусства было куда важнее, и потому первые интерпретации "Фонтана" атрибутировали его не Дюшану и не Эльзе фон Фрейтаг-Лорингхофен, а… мифическому Ричарду Матту.

Вот что писала в редакционной статье в газете The Blind Man ("Слепец"), той самой, где впервые была опубликована сделанная Алфредом Стиглицем фотография "Фонтана", искусствовед Луиз Нортон, которая первой осознала и сформулировала революционное достижение автора этой работы:

"Сделал ли господин Матт "Фонтан" своими руками или нет, не имеет никакого значения. Он ВЫБРАЛ его. Он взял самый заурядный предмет повседневной жизни и разместил его таким образом, что его полезная значимость исчезла под новым названием и новым углом видения. Таким образом он создал для этого предмета новый смысл и наделил его новым значением".

"Эльза фон Фрейтаг-Лорингхофен не была вычеркнута из истории, она просто никогда не была в нее вписана", - утверждает Глин Томпсон. Да, смысл ее жеста, по его мнению, был "пощечиной общественному вкусу" - именно так вошел "Фонтан" в историю искусства. Но пощечиной не столько эстетической, сколько политической: нью-йоркское Общество независимых художников было единственной организацией, с которой у немецкой баронессы был контакт в Америке, и таким скандализированным образом она выразила свое отношение к объявленному накануне выставки в апреле 1917 года вступлению США в войну против родины Эльзы - Германии.

Для такого отношения у нее были причины. Ее муж был лейтенантом в полку уланов германской армии, а отец - барон фон Фрейтаг-Лорингхофен служил в генеральном штабе германской армии.

Баронесса Эльза умерла в 1927 году и не могла уже противостоять начатой Бретоном и укреплявшейся в послевоенные годы канонизации Дюшана, в которой даже его более изощренные и выполненные с подлинным художественным мастерством работы "Обнаженная, спускающаяся по лестнице" (1912) и "Невеста, раздетая своими холостяками, одна в двух лицах" (1915-1923) уступали по шокирующей простоте и скандальной притягательности писсуар-фонтану. Тягаться с ним по популярности и вездесущности могли разве что пририсованные Дюшаном леонардовской "Джоконде" усики.

В бой вступает феминизм

В чем же - учитывая, что аргументы в пользу авторства Эльзы фон Фрейтаг-Лорингхофен не новы и большинством искусствоведов не считаются убедительным опровержением приоритета Марселя Дюшана в создании "Фонтана" - смысл новой книги Сири Хустведт?

"Воспоминания о будущем" - именно так называется книга - это роман, в основу которого положена вся эта захватывающая история. Однако пафос и книги, и наделавшей много шуму статьи в Guardian - феминистический. Статья в перекличке с эдинбургской выставкой называется "Женщина в мужском туалете".

Она начинается залпом риторических вопросов: почему людям трудно принять интеллектуальный и творческий авторитет женщин - писателей и художников? Почему очевидное влияние Ли Краснер на творчество Джексона Поллока десятилетиями оставалось непризнанным? Почему оригинальные идеи Симоны де Бовуар оказались приписаны Жан-Полю Сартру?

За женщинами, пишет она, мужчины готовы признать интуитивное, чувственное, эмоциональное начало в творчестве, но никак не рациональное, интеллектуальное.

В том же, что касается Эльзы фон Фрейтаг-Лорингхофен, Хустведт повторяет все найденные Ирен Гаммель и Глином Томпсоном аргументы и на защиту несправедливо забытой баронессы встает со всей страстностью:

"Она была дикой женщиной, надевавшей на себя консервные банки в качестве бюстгальтеров. Она превратила свое тело в объект дадаистского искусства. Наделять обычные заурядные предметы статусом произведения искусства, то есть создавать "редимейды" - она начала до Дюшана. Еще в 1913 году, за год до дюшановской "Сушилки для бутылок", она подобрала на улице ржавое колесо и назвала его "Терпеливый орнамент".

"Однако она не думала, - с очевидным сарказмом продолжает Хустведт. - Она не могла на него повлиять. Она была сплошная эмоция, бесконтрольна - попросту безумна. Дюшан, с другой стороны был сух, остроумен, гений шахмат и концептуализма, герой высокой культуры".

Вывод ее категоричен:

"Я убеждена, что будь унитаз с самого начала признан как произведение баронессы, он никогда в жизни не взлетел бы на вершину как творение концептуального гения. Женщины редко удостаиваются такого статуса, однако нынешняя репутация "Фонтана" - появившаяся отнюдь не сразу, а тщательно выращенная в течение многих десятилетий, - делает признание истины для участвовавших в этом выращивании арт-институций слишком неловким. Не говоря уже о финансовых интересах и вытекающей из такого признания насущной необходимости переписать чуть ли не всю историю искусства ХХ века. Свидетельства налицо. Их просто не могут или не хотят признавать. Почему?"

Где же правда и важна ли она?

Буквально через несколько дней после публикации страстной статьи Сири Хустведт Guardian предоставила слово Дон Адес - профессору Королевской Академии художеств, видному специалисту по дадаизму и сюрреализму и, что в данном случае немаловажно, женщине.

Причина, пишет Адес, по которой мир искусств отказывается признавать справедливость приведенных Сири Хустведт аргументов, заключается в том, что основаны они во многом на неверных предпосылках.

Но далее, что крайне любопытно, Адес не встает на защиту Дюшана, а говорит, что Хустведт в качестве подлинного автора "Фонтана" выбрала… не ту женщину.

В качестве вероятной "моей знакомой", упомянутой Дюшаном в письме сестре, Адес называет ту самую Луиз Нортон, которая тут же, в апреле 1917 года в журнале The Blind Man опубликовала уже цитировавшуюся выше статью "Дело Ричарда Матта", по сути дела обосновывающую концепцию "Фонтана". В этом же номере журнала была еще одна статья в защиту "Фонтана", "Будда туалета", подписанная уже другой женщиной - редактором The Blind Man Беатрис Вуд. С журналом тесно сотрудничали еще две женщины: Клара Тайс и Мина Лой.

Да, пишет Адес, Дюшан задумал свой объект вместе с сообщницей-женщиной. Но сообщницей этой была не баронесса. "Фонтан" прекрасно вписывается в феминистическую картину нью-йоркского авангарда того времени.

Интересна позиция в этом споре голландского исследователя Вутера Боона, сформулированная им в статье "Это не Дюшан", опубликованной в июне 2018 года на сайте Defining Creativity. Он признает, что, по всей видимости, человеком приславшим "Фонтан" на выставку, был не Дюшан, а Эльза фон Фрейтаг-Лорингофен. Он также прекрасно отдает себе отчет в том, что разоблачение плагиата Дюшана может повлечь за собой резкое падение стоимости свыше десятка авторизованных им репродукций "Фонтана", хранящихся в самых престижных музеях мира.

Однако он продолжает:

"История эта прекрасно вписывается в представление о концептуальном искусстве. Суть концептуализма состоит в том, что идея произведения искусства важнее, чем ее визуальное воплощение. Концептуализм - весь в воображении художника и его аудитории".

"Теперь мы знаем, - продолжает он, - что Дюшан для своего классического редимейда использовал предмет, найденный не им самим, а кем-то другим. Но он пошел дальше: так как оригинальный "Фонтан" был утерян и так как в 50-60-е годы - спустя десятилетия после смерти фон Фрейтаг-Лорингофен - он авторизовал его многочисленные репродукции, он тем самым спас оригинальную идею баронессы от забвения и, присвоив ее себе, возродил ее".

"Поймите меня правильно, - заключает Вутер Боон, - Дюшан поступил в высшей степени неэтично. Но его действие было бесспорно концептуальным. Теперь, когда Дюшан изобличен как плагиатор, история обретает новые уровни, становится более многозначной и потому более интересной. Музеям не следует опасаться за стоимость своих экспонатов. Они могут признать фон Фрейтаг как автора оригинальной идеи и таким образом как изобретателя концептуального искусства и Дюшана - как человека, возродившего и популяризовавшего эту идею. Неплохая история. "Фонтан" в результате становится еще более ценным предметом концептуального искусства".

Подобный подход многим покажется, безусловно, по меньшей мере, спорным. Одно можно сказать наверняка - благодаря этой истории мир вспомнил об эксцентричной и в высшей степени интересной фигуре баронессы Эльзы фон Фрейтаг-Лорингофен.